— До конца, — повторил Иосиф. Он взглянул на солнечные лучи, что играли в рыжей, короткой шерсти собаки. На колокольне собора часы пробили полдень.
— Я тебе даю два письма, — наконец, сказал Иосиф. "Для мистера Питера Кроу и его светлости герцога Экзетера. Они мои родственники, дальние. Приедешь в Лондон — они о тебе позаботятся, отправят дальше, в Иерусалим. Я их еще попросил узнать — что с моей сестрой".
Аарон опустил темноволосую голову: "Я никуда не поеду, пока ты оттуда не вернешься. Так нельзя, так не поступают, — он опустил руку на Тору и добавил: "Не стой над кровью брата твоего".
Иосиф поднялся. Ударившись головой о висевшую над столом полку для посуды, он выругался сквозь зубы. "Хорошо, — вздохнул мужчина. "Жди меня до вечерни, если я не приду — бери книги, Ратонеро и отправляйся в порт, в таверну дона Фернандо. Что ему надо сказать?"
— Aujourd'hui, le mauvais temps — с готовностью отозвался Аарон. "Способный он все-таки, — подумал Иосиф, — иврит отлично выучил, пока мы тут сидели, даже по-английски начал разговаривать".
— Не смей тут околачиваться, — сердито велел Иосиф, надевая сюртук. "Дон Фернандо сообщит, кому надо, и тебя заберут".
— Кто? — Аарон поднял на него темные, красивые глаза.
— Кто-нибудь, — Иосиф подхватил саквояж: "А может, и вправду — у него желудок разболелся, кто же его знает, этого отца Бернардо. Ты только не лезь на рожон, понял? — он наклонился и обнял юношу.
— Не буду, — вздохнул тот. Выйдя на порог домика, он помахал Иосифу рукой. Тот уходил по набережной — высокий, широкоплечий, темные волосы трепал ветер. Аарон, присев, сказал Ратонеро:
— Понимаешь, нельзя нам его бросать. Нет такой заповеди — бросать друга в беде.
Пес потерся о руку Аарона. Юноша добавил: "Иначе, что же я за человек буду? Иосиф для меня сделал больше, чем все другие люди. Вот так, дорогой мой".
Ратонеро повертелся на месте. Устроившись на теплых камнях порога, он едва слышно гавкнул. "Подождем, — решительно сказал Аарон, вынеся наружу заготовки для игрушек и нож. Он улыбнулся, проведя пальцем по мягкому дереву. Низко опустив голову, юноша стал вырезать корабль, распустивший паруса.
Он до сих пор не мог поверить, что там, за морем — есть Святая Земля.
Аарон закончил кораблик, и, отложил его в сторону: "Сейчас вырежу то, чего ни я, ни Иосиф никогда в жизни не видели. Иерусалим, святой город".
Юноша взял кусочек розового дерева. Примерившись, он стал вырезать стены с башнями. "Просите мира Иерусалиму, — шепнул он, поставив игрушку на смуглую ладонь. "Ну что, — Аарон потрепал Ратонеро по голове, — пойдем, рынок еще не разъехался. Думаю, удастся что-нибудь продать".
Он сложил готовые игрушки в мешок, и, сопровождаемый собакой, легким шагом пошел мимо порта к собору — туда, где на площади, между телег, шумела толпа, где бродили индейцы с вязаными одеялами и шапками, и на возах россыпью лежала фиолетовая, красная, лиловая картошка.
Аарон устроился на своем привычном месте, у входа на рынок. Он тут же услышал голоса мальчишек: "Кораблики! Кораблики принесли".
— И кораблики, и пушки и даже куклы есть, — весело заметил Аарон, раскладывая на мешке игрушки. "Покупайте, пока я не уехал".
— Очень красивые игрушки, — раздался сверху мягкий голос. "У вас большой талант, дон…, -высокий, изящный, с седыми висками, монах, посмотрел на него. Юноша покраснел: "Я индеец".
— Брат Джованни, — монах протянул сильную, крепкую руку. "Я инженер. У вас очень хороший глаз, я в этом разбираюсь".
— Я вырос в джунглях, — просто ответил тот. "Там всегда надо быть внимательным". Аарон вдруг замер, и тряхнул темноволосой головой: "Возьмите, брат Джованни. Это подарок".
Монах все смотрел на кусочек города, вырезанный из розового дерева. Потом он утвердительно сказал: "Иерусалим".
Аарон кивнул. Джованни, улыбнулся: "Спасибо вам. Я скоро в Боготу отправляюсь, и в Лиму — возьму с собой, — он погладил стены и башни. "Мне очень, давно не делали подарков, — добавил Джованни, вспомнив тусклый блеск золотой булавки с циркулем и наугольником. "Где же я ее взял? — подумал он и поморщился: "Не помню. Как хорошо рядом с этим человеком. Спокойно".
— Если вы захотите меня найти, — вдруг сказал Джованни, — я исповедую в соборе ближайшую неделю. После обеда, вторая кабинка справа. Ну, мало ли зачем, — он пожал плечами и неловко улыбнулся.
Аарон посмотрел вслед коричневой, простой рясе. Подняв пустой мешок, пересчитав медь, юноша вздохнул: "Хоть немного легче ему стало. Жалко его, видно, несладко живется".
Он свистнул Ратонеро: "Пойдем домой, там уже Иосиф скоро вернется".
В кабинете отца Бернардо пахло пылью и желудочными каплями. "Это те, что я ему выписывал, — понял Иосиф, принюхавшись.
— Так что там с вашим желудком, святой отец? — спросил он, устраиваясь в кресле. "Я же вам говорил — с вашей болезнью нельзя ничего острого, пусть вам готовят пищу на пару и обязательно — регулярно ее принимать".
— Я так и делаю, — радостно ответил иезуит, роясь в бумагах, что лежали у него на столе. "Должен сказать, эти методы помогают. Вы отменный врач, дон Мендес".
— Спасибо, — Иосиф бросил мрачный взгляд в сторону запертой двери: "Третий этаж, двор вымощен булыжником, в передней — наряд солдат. Не нравится мне, что он какие-то документы ищет, ох как не нравится".
— Я тут поинтересовался вашим паспортом, — отец Бернардо сложил перед собой бумаги. Подровняв их, он покачал головой. "Выписан в Кумане. А что вы там делали, дон Хосе? Это далеко от Гаваны"
— Я участвовал в экспедиции в джунгли, за лекарственными растениями, — спокойно ответил Иосиф. "Наша лодка перевернулась, все бумаги утонули. Как только мы с проводником добрались до первого большого города — мне выдали новый паспорт".
— Ага, — пробормотал отец Бернардо. "А заканчивали вы университет Гаваны?"
— Разумеется, — Иосиф поднял бровь, — раз я с Кубы. Туда же я и уезжаю, на следующей неделе. Возвращаюсь домой.
— Ах, — вздохнул отец Бернардо, — вынужден вас огорчить, придется задержаться, дон Хосе. Он взял паспорт и повертел его у себя перед носом. "Акцент у вас не кубинский, и вообще — он усмехнулся, — тут вот пишут, что вы сожалеете об отсутствии в городе светских книг, позволяете себе рассказывать благородной сеньоре какие-то неприличные вещи…"
— Благородной сеньоре, — язвительно отозвался Иосиф, — прежде чем раздвинуть для мужа ноги, — не помешало бы знать, куда попадет его семя, и, — он усмехнулся, — что случается в брачной постели. И вообще — в постели, — не удержавшись, добавил он и вздохнул про себя: "Мало тебя, Иосиф, бранили за длинный язык, ох, мало".